Дошедшие до нас акты, касающиеся судебных козацких дел, показывают, что у запорожцев признавались — право первого зай­ма (jus primae occupationis), право договора между товарищами, право давности владений,— последнее, впрочем, допускалось толь­ко в ничтожных размерах, и то в городах; оно касалось не пахот­ных земель и угодий, бывших всеобщим достоянием козаков, а небольших при домах огородов и усадебных мест; признавался обычай увещания преступников отстать от худых дел и жить в добром поведении; практиковались предварительные заключения преступников в войсковую тюрьму или пушкарню и пристрастный суд или пытки; наконец, дозволялась порука всего войска и духов­ных лиц за преступников, особенно если эти преступники выказы­вали себя раньше с выгодной для войска стороны или почему-либо были нужны ему.

Те же акты и свидетельства современников дают несколько примеров гражданского и уголовного судопроизводства у запо­рожских козаков. Из преступлений гражданского судопроизводст­ва важнейшими считались дела по неправильной денежной претен­зии, неуплатному долгу, обоюдным ссорам, разного рода шкодам или потравам, дела по превышению определенной в Сичи нормы на про­дажу товаров.

Из уголовных преступлений самым большим считались: предательство, убийство козаком товарища; побои, причиненные козаком козаку в трез­вом или пьяном виде; воровство чего-либо козаком у товарища и укрывательство им краденной вещи: «особливо строги были за большое воровство, за которое, ежели только двумя достоверными свидетелями в том докажутся, казнят смертию»; связь с женщи­ной и содомский грех ввиду обычая, запрещавшего брак сичевым козакам; обида женщине, когда козак «опорочит женщину не по пристойности», потому что подобное преступление «к обесславлению всего войска запорожского простирается»; дерзость против начальства, особенно в отношении чиновных людей русского пра­вительства; насилие в самом Запорожье или в христианских селениях, когда козак отнимал у товарища лошадь, скот и имущество; дезертирство, т. е. самовольная отлучка козака под разными пред­логами в степь во время похода против неприятеля; гайдамачество, т. е. воровство лошадей, скота и имущества у мирных поселен­цев украинских, польских и татарских областей и проезжавших по запорожским степям купцов и путешественников; привод в Сичь женщины, не исключая матери, сестры или дочери; пьянство во время походов на неприятеля, всегда считавшееся у козаков уголовным преступлением и ведшее за собой строжайшее наказание.

Наказания и казни определялись у запорожских козаков раз­личные, смотря по характеру преступлений. Из наказаний практи­ковались: приковывание ланцюгами или железом к деревянному столбу, стоявшему среди площади, за воровство впредь до пред­стоявшей преступнику казни; заключение преступника, окован­ного цепями, в войсковую пушкарню; в пушкарню иногда сажали и под «честный караул» иностранцев, как например, татар, заподозрен­ных в воровстве коней и отводимых в пушкарню впредь до рассле­дования дела; привязывание к пушке на площади за оскорбле­ние начальства, за убийство человека, не принадлежавшего к запорожской общине и особенно за денежный долг: если козак будет должен козаку и не захочет или не будет в состоянии уплатить ему долг, то виновного приковывают к пушке на цепь, запиравшуюся замком, и оставляют до тех пор, пока или он сам не заплатит своего долга, или кто другой не поручится за него; приковывались к пушке иногда и не одни воры, но и убийцы, но это делалось в виде временного наказания, до наступления суда. Подобный способ наказания, но лишь за воровство, существовал у татар, из чего можно заключить о заимствовании его козаками у мусульманских соседей. Далее, практиковалось сажание на деревянную кобылу, за воровство, о чем свидетельствуют дошед­шие до нашего времени письма запорожского Коша: «Мы того человЂка приковали было х кобылице за свое злое дЂло, т. е. за злодЂйство, что многія †куренЂ вещи покралъ, а того не вЂдаем, кто ему замокъ на шеЂ разбилъ». Затем допускалось, хотя и редко, битье кнутом, чаще киями под виселицей за воровство и гайдамачество «будучи сами великие воры в разсуждении сто­ронних, они жестоко наказывают тех, кто и малейшую вещь укра­дет у своего товарища». Также допускалось, хотя редко, повреж­дение членов «изломлением одной ноги на сходке» за нанесение ран в пьяном виде ножом; «за большие вины переламливали руку и ногу»; было в употреблении разграбление имущества, за самовольное превышение таксы против установленной в Сичи нор­мы на продажу товаров, съестных и питейных продуктов; опре­делялась иногда и ссылка в Сибирь, вошедшая, впрочем, в упот­ребление только в последние времена исторического существова­ния запорожских козаков в пределах России, при императрице Екатерине II. Кроме всего этого, предания столетних стариков указывают еще на один вид судебных наказаний у запорожских козаков,— сечение розгами; но так как современные акты о том не говорят, то нужно думать, что подобного рода наказание, если только оно в самом деле было, допускалось только как единичное явление, потому что оно мало гармонировало с честью запорожского «лыцаря». Наконец, в случаях обоюдной ссоры допускалась, по преданию, и дуэль.

Казни, как и наказания, также определялись у запорожских козаков разные, смотря по роду преступлений, совершенных тем или другим лицом. Самою страшною казнью было закапывание преступника живым в землю; это делали с тем, кто убивал своего товарища: убийцу клали живого в гроб вместе с убитым и обоих закапывали землей; впрочем, если убийца был храбрый воин и добрый козак, то его освобождали от этой стращной казни и взамен того определяли штраф.

Но наиболее популярною казнью у запорожских козаков было забивание у позорного столба киями; к позорному столбу и киям приговаривались лица, совершившие воровство или скрывшие уворованные вещи, позволившие себе прелюбодеяние, содомский грех, учинившие побои, насилия, дезертирства. В 1751 году два козака, Василь Похил и Василь Таран, посланные с пакетами к очаковско­му сераскер-паше, утопили вследствие ледохода на реке Днепр, по которой они плыли в Очаков, пашпорты свои и пакеты киевского генерал-губернатора Леонтьева, за что, по возвращении в Сичь, были «жестоко наказаны киями». Позорный столб всегда стоял на сичевой площади близ сичевой колокольни; около него всегда лежала связка сухих дубовых бичей с головками, называвшихся киями и похожих на бичи, привязываемые к цепям для молотьбы хлеба. Если один козак украдет что-либо, даже очень маловажное, у другого, в самой ли Сичи или в паланке и потом будет уличен в воровстве, то его приводят на сичевую площадь, приковывают к позорному столбу и по обыкно­вению держат в течение трех дней, а иногда и больше того, на площади до тех пор, пока он не уплатит деньги за украденную вещь. Во все время стояния преступника у столба мимо него проходят товарищи, причем один из них молча смотрит на привя­занного; другие, напившись пьяными, ругают и бьют его; третьи предлагают ему деньги; четвертые, захвативши с собой горилку и калачи, поят и кормят его всем этим, и хотя бы преступнику не в охоту было ни пить, ни есть, тем не менее он должен был это делать. «Пий, скурвий сину, злодію! Як не будеш пить, то будем тебе, скурвого сина, бить!» — кричали проходившие. Но когда преступник выпьет, то пристающие к нему козаки тогда говорят:

«Тепер-же, брате, дай ми тебе трохи попобьем!».Напрасно тогда преступник будет молить о пощаде; на все просьбы его о помило­вании козаки упорно отвечают: «За то ми тебе, скурвий сину, і горілкою поїли, що тебе треба попобить!». После этого они наносили несколько ударов привязанному к столбу преступнику и уходили. За ними являлись другие; за другими третьи и т.д. В таком положении преступник оставался сутки, а иногда и пять суток кряду, по усмотрению судей. Но обыкновенно бывало так, что уже через одни сутки преступника забивали до смерти, после чего имущество его отбирали на войско. Случалось, впрочем, что некоторые из преступников не только оставались после такого наказания в живых, но даже получали от пьяных сотоварищей деньги. Иногда наказание киями заменяло собою смертную казнь; в таком случае у наказываемого отбирали скот и движимое имущество, причем одну часть скота отдавали на войско, дру­гую—паланочному старшине, третью часть и все движимое иму­щество виновного жене и детям его, если только он был женатым человеком.